Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кошмар!!!
Опять бред первых дней болезни, ужасные видения зоофантастики: жуки с моноклями, сросшиеся ежи, амёбы с крыльями. Бегут, ползают, скачут, воют, как нечисть из “Вия”. Меня заметили, вылупили глаза, языки вытянули, ощерили пасти…
— В кровать скорее! — Это уже сзади хрипят, за спиной.
Оглянулся. В дверях самый страшный: голый череп с пятнистой кожей. Я завопил, глаза зажмурил…
Слышу голос Граве:
— В постель, голубчик, в постель! И компресс на голову! Скорее, скорее!
А я и кровати не вижу. И стен нет, какие-то трубки, цветные струи колышутся. Вой, писк, треск. Уж не помню как, ощупью забрался на матрац, глаза закрыл, всунул голову в повязку.
Снова голос Граве:
— Откройте глаза, не бойтесь. Все прошло.
Чуть разлепил веки. Верно, исчез кошмар. Идёт от двери мой спутник, ноги волочит, отдувается, такой рыхлый, обыденный, лицо жалостливое.
— Плохи мои дела, Граве, — говорю и сам удивляюсь, какой у меня плаксивый голос. — Схожу с ума. Галлюцинации среди бела дня. Мертвецы видятся с трупными пятнами.
Граве тяжело вздыхает. Так вздыхают, решаясь на неприятное признание. Берет меня за руку, поглаживает успокаивая:
— Это вы меня видели, голубчик. Так я выгляжу на самом деле, без анапода.
Анапод, как выясняется, — специальный прибор у меня на голове, который я принимал за компресс.
Если сдвинуть его со лба, передо мной пятнистый скелет, чудище из страшной сказки.
Если надвинуть, возвращается в кресло тучный старик, сутуловатый, рыхлый, смотрит на меня участливо.
Старик—скелет—старик—скелет. Кто настоящий, кто обман зрения?
Кажется, Граве улавливает мои мысли.
— Мы оба настоящие, как ни странно. Я действительно уроженец планеты Хох, нечеловек с пятнистой кожей. И я действительно старик, пожилой астроном, посвятивший жизнь межзвёздным контактам. По мнению моих знакомых, я тяжелодум, медлительный, мешковатый, незлой, ироничный несколько. Это мой подлинный характер. Анапод преобразует его в привычную для вас форму — в образ человека с такой натурой, как у меня.
Старик—скелет—старик—скелет…
Открытки бывают такие: справа видишь одно, слева — другое.
А всё-таки ложь!
Пусть внешность отвратительна, пусть ты уродлив и страшен. Культурный человек не обращает внимания на внешность. Мне неприятно, что звездожители начали знакомство со лжи, с очков, втирающих мне очки. Ведь мы же полагали, что старшие братья по разуму — образец безупречной честности.
Вот как оправдывается пятнистый череп:
— Вы ошибаетесь, правда трудна, не всем под силу её вынести. И у вас на Земле скрывают истину от безнадёжно больных, прячут от детей тёмные стороны жизни. Даже взрослые брезгливо отворачиваются от гнойных язв, от искромсанного поездом. Мы же пробовали здесь подойти к вам в подлинном виде. Вы кричали: “Прочь, прочь, уберите!” Вы и сейчас морщитесь, глядя на меня, содрогаетесь от отвращения. И не надо мучиться, пристегните анапод. Легче же! Для того и был придуман этот аппарат. Не для вас лично, не обольщайтесь. Анаподы появились, когда возникла Всезвездная Ассамблея и сапиенсы разных рас собрались вместе, чтобы обсудить общие дела. Обсуждать, а не нос воротить (правильно я выражаюсь насчёт носа?), думать, а не корчиться, удерживая тошноту.
Ана-под, ана-под, анализирует аналогии, подыскивает подобия. Это слово тоже создано анаподом из земных слогов по подобию.
Привыкаю к прибору, даже забавляюсь с ним. Надвигаю, сдвигаю. Словно шторка на глазах, словно страничку переворачиваю. Раз — пухлое лицо старика, раз — череп. Раз-раз! А если сдвигать постепенно, получается наплыв, как в кино; череп медленно проступает сквозь черты лица, кости вытесняют выцветающие мускулы.
Их Дальмира, оказывается, похожа на птицу, на аиста голенастого и с хохлом. Анапод же нарисовал мне знакомую блондинку с “конским хвостом” на макушке. Их Лирикова — крылатый слизняк. Ничего у неё не видно — ни глаз, ни ушей, ни рук. Но если нужно, они вырастают, как ложноножки у амёбы, сколько угодно рук, любой формы. Недаром так мягки её прикосновения. Даже моя кровать — не кровать, оказывается. Это простыня, которая поддерживается тугой и тёплой струёй воздуха. Стены — не стены и пол — не пол.
Только Гилик стационарен в этом мире — неизменна вертлявая машинка с рожками и хвостиком. Нет для него подобия на Земле, и анапод не искажает его подлинный облик.
— А соплеменники вам кажутся красивыми, Граве?
— Ну конечно же, — говорит он. — Они стройны, они конструктивны, ничего лишнего в фигуре. И пятна очень украшают наши лица, такие разнообразные, такие выразительные пятна. Опытные физиономисты у нас угадывают характер по пятнам, существует особая наука — пятнология. У мужчин пятна яркие, резко очерченные, у женщин — ветвистые, с прихотливым узором. Близким друзьям разрешают рассматривать узор, любоваться. Модницы умело подкрашивают пятна, в институтах красоты меняют очертания. В гневе пятна темнеют, в ярости становятся полосатыми, у больных и стариков — блекнут, выцветают, у влюблённых в минуты восторга переливаются всеми цветами радуги. (“Как у осьминогов”, — думаю я.) Ваши одноцветные лица кажутся мне бессмысленными. Все хочется сказать: “Снимите маску, чего ради вы скрываете переживания?”
Граве вдохновился, он читает стихи о пятнах. Хочется разделить его восхищение.
Сдвигаю анапод. Отвратительно и противно!
— И все же вы обманщик, — твержу я. — Ну ладно, допустим, вы боялись напугать меня внешностью. Пожалуйста, анаподируйтесь. Но почему не сказать честно, что вы пришелец? Для чего разыгрывался этот спектакль в пяти актах с потомственным астрономом Граве?
— У меня была сложная задача, — говорит мнимый Граве. — Я должен был провести некое испытание, проверить готовность земных людей к космическим контактам. Предположим, я представился бы звёздным гостем, подтвердил бы своё неземное происхождение доходчивыми чудесами: телекинезом, телепортацией. И вы уверовали бы в моё всемогущество, пошли бы за мной зажмурившись, как слепец за поводырём. Но это не проверка готовности, это заманивание. Сорван экзамен. Итак, я являюсь к вам под видом земного человека, получившего приглашение в космос. Все остальное в “легенде” (так у вас называются россказни разведчика?) соответствует выбранной роли. Кто может узнать о приглашении в зенит? Правдоподобнее всего — астроном. Почему иностранный астроном? Так мне легче. Я мало жил на Земле, опасаюсь мелких ошибок в речи, незнания житейских деталей. Если бы я назвался москвичом или ленинградцем, вы быстро уличили бы меня в промахах, заподозрили неладное. И вот я сам сообщаю, что недавно приехал из-за границы, не знаю новых порядков Что ещё? Поездка за город под дождём? Это последний штрих экзамена: хотелось проверить, жаждете ли вы контакта, удобствами поступитесь ли, согласны ли вымокнуть под дождём хотя бы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- В зените. Научно-фантастический роман - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Беседы о научной фантастике. Второе Издание. - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 19 - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Ия, или Вторник для романтики - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Беседы о научной фантастике - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Черный лед - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- А у нас на Земле - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Приключения машины - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- Только обгон - Георгий Гуревич - Научная Фантастика
- На прозрачной планете - Георгий Гуревич - Научная Фантастика